Александр Лаптев: Не про красивые видики. Про внутренние находки.

Беседуем с художником из Москвы Александром Лаптевым, чья резиденция с проектом «Эстампная прогулка» проходила в Арткоммуналке в октябре 2023 г.

– Александр, давайте сначала про ваш проект «Эстампная прогулка». Как он родился?

– У меня есть проект, который называется «Доступный эстамп», он существует с 2019 года. Когда я работал в подмосковном Реутове, я подавал его на грант Министерства культуры Московской области (я получил этот грант). Проект заключался в том, чтобы в соседних городах Подмосковья – Балашиха и Железнодорожный – провести серию мастер-классов для жителей этих городов по печатной графике, т. е. продвигать печатную графику среди жителей этих городов. В Коломне этот проект получил продолжение, и целью его было также знакомство местных жителей, не обязательно художников, а просто даже людей, с техникой печатной графики в современных интерпретациях. Потому что есть классические техники, такие как линогравюра, офорт, литография, которые остаются, работают, но требуют довольно большое количество труда над изображением, картинкой, т. е. это довольно длительное создание по времени и по трудоёмкости. А мы сейчас используем в своей мастерской современные материалы, с помощью которых можно понять принципы печатной графики, но в чуть более ускоренном режиме и в более доступном. Например, не требуются специальные инструменты, какие-то специальные материалы, которые трудно достать, не требуется какое-то суперспециальное оборудование. Для некоторых техник, например, офорта, нужна травилка, потому что там используется кислота, большая вытяжка – целая мастерская. Для таких техник нужны определённые станки. Мы пока зафиксировались на офортном станке – он один из самых доступных для печати, хотя, естественно, всё равно его просто так ни у кого нет. Но какие-то техники можно напечатать руками и дома. Собственно, этот проект как раз об этом.

– Это, например, какие можно руками дома?

– Ту же линогравюру можно печатать руками. Работы, которые были представлены у нас на выставке, печатались на станке, но часть работ, например, гравюра на пластике, которая в экспозиции тоже была, может печататься вручную – притиранием либо ложкой, либо скалкой, т. е. созданием давления вручную, потому что основная задача офортного станка – именно сильно надавить на печатную форму, чтобы с неё краска перешла на бумагу.

В рамках проекта мы изучаем и современные материалы: несколько видов пластика, который доступен и его можно недорого купить. У нас есть работы, которые сделаны на упаковках из-под сока и молока: у такой упаковки обратная сторона серебряная – это многослойный картон, который можно поцарапать, забить в эти царапины-штрихи краску, и с него печатать. Использование тетрапака – это одновременно и удешевление материалов и переработка материалов.

– Как интересно!

– В Коломне у нас с участниками проекта была прогулка по городу с поиском каких-то интересных фактур, объектов города, атмосферы. Это было не рисование видиков – кремлей, церквей и так далее, это была попытка найти свою эмоциональную атмосферу.

– То есть каждый своё выбирал? Потому что на выставке работы очень разные: и пейзажи, и норштейновский ёжик в тумане…

– Когда у нас был первый мастер-класс, ознакомительный, чтобы людям просто хотя бы дать «потрогать», поэтому там темы были свободные. Одна из работ, которые тогда сделали, попала на выставку. А так экспозиция была разделена на тематические стены: стена пейзажно-городская; стена декоративная – многие участники нашего проекта оказались связанными с текстилем и с коломенской Шёлковой фабрикой (музей-лаборатория – ред.), кто-то изготавливает платки, и на основе эскизов к платкам были сделаны четыре работы с птицами; третья стена московских художников, которые приехали сюда тоже поучаствовать в проекте, вместе с нами гуляли и работали. Кто-то собирал стёкла – мы нашли дом с разбитыми стёклами, такими советскими стеклянными кубами, собрали осколки и с них печатали. Т. е. тут такое опять же прикосновение к атмосфере города.

– Очень разнообразный город получился.

– Да. С точки зрения разных художников.

– А ваши работы на выставке были?

– Моя – с трубами. Технически, конечно, получилось, что я здесь выступал больше в роли преподавателя, у меня не очень много времени было на создание своей работы, потому что интерес зрителей оказался очень высоким, люди приходили постоянно. У нас было четыре дня, по два занятия каждый день – люди могли приходить просто целыми днями, кто-то по несколько раз, и мы сделали очень большое количество работ…

– И у вас на себя времени не осталось…

– Нет, ну, в принципе, это проект изначально планировался как обучающий, т. е. такой первый для Арткоммуналки проект с обучением (обычно художник приезжает в резиденцию и делает что-то своё), когда мы пригласили жителей города попробовать эту технику, потому что в Коломне нет такой мастерской, где можно попробовать печатные техники. Мастерскую мы нашли одну, но она принадлежит пожилым художникам, которые работают закрыто, и я их понимаю: если бы ко мне пришли и сказали: «Дай станок на что-то вот такое абстрактное, непонятное», – я бы тоже не дал. И поэтому нам пришлось привезти в Коломну станок из Москвы, он был предоставлен Московским союзом художников, секцией эстампа.

В общем, всё было сделано для посетителей, а я сделал одну работу, она посвящена коломенскому зданию с трубой – заброшенной котельной рядом с Патефонкой (арт-квартал – ред.). Оно меня зацепило тем, что, когда я приехал сюда знакомиться с руководителями Арткоммуналки, они меня взяли на экскурсию, которую планируют проводить на старой машине, на «копейке» (экскурсия «Коломенский конструктивизм, появившаяся по итогам работы резидентов Арткоммуналки – ред.»). Мы отправились изучать конструктивистские здания Коломны, и одной из точек была эта котельная. Она меня зацепила потому, что, во-первых, сам по себе конструктивизм лежит в основе нашей школы рисования, а во-вторых, мне атмосфера понравилась, я увидел там такое сплетение труб – и вот успел изготовить небольшую работу.

 

Чтобы удивляться

– Зачем вам это обучение людей? Причём людей, которые ведь могут и не продолжить заниматься этим, просто раз прийти для интереса… Чем это для вас важно?

– Мы же их не тащили сюда, мы позвали, сказав, что у всех желающих есть возможность сделать что-то руками, показали немножко примеров – обычно это довольно цепляющие картинки. Народу интересно. В целом-то я преподаю довольно давно уже…

– Опять же – тем, кто собирается как-то с этим свою жизнь связать, правильно? А здесь собрались люди… ну, вы же понимаете: сегодня ему интересно, а завтра забыл – и такие тоже.

– Я понимаю. Хотя оказалось, что у одной из участниц на даче стоит такой станок и она уже группу какую-то собирает – восстановить его, что-то делать на нём потом… В общем, по отзывам, зацепило это местных жителей довольно заметно. А что касается меня, то в какой-то момент я сам очень много что-то печатал, потому что меня увлекли печатные техники, а потом меня пригласили в одну из мастерских преподавать детям. Я увидел, что эта тема вызывает интерес, и понял, что нет смысла скрывать свои знания. Меня научили чему-то старые мастера, художники-печатники, и я поначалу думал, что это какая-то секретная информация, которой лучше не делиться; но потом я понял, что это неважно: человеку хоть расскажи напрямую вообще всё, как сделать от и до, раскрой все свои секреты – он всё равно поймёт по-своему и сделает по-другому, иначе, чем ты. Поэтому я начал рассказывать людям всё, что знаю о печатной графике, стараться им помочь. И сейчас мой интерес ещё вот в чём. У меня большое количество идей, которые я бы хотел попробовать сделать, но успеваю я из этого, естественно, 10%. А работая в коллективе, с учениками, я могу понемножку закидывать им какие-то направления и темы, и вместе с ними мы можем получать больше информации: я вместе с ними что-то узнаю, мы что-то открываем. Например, есть техника монотипия, которую я называю своей любимой, работаю в ней уже много лет. На занятиях я знакомлю с этой техникой людей, они начинают в ней работать, и через какое-то время я понимаю, что они открыли в ней что-то новое. Хотя я сам изучаю её много лет, тоже изобрёл в ней что-то новое, но она до сих пор меня удивляет, выдаёт что-то интересное, она не становится скучной. И это одна техника – а их десятки! И когда человек, который занимается у меня, показывает, что можно ещё вот так в монотипии, – это удивляет. Т. е. это для того, чтобы удивляться.

 

Скорость выдачи эмоций зрителю

– За что вы монотипию любите? Как вы вообще именно её выбрали?

– Тоже, скорее, из-за скорости, эмоциональности. Потому что такие классические техники, как линогравюра и офорт, я уважаю, я ими занимаюсь, могу научить, но соотношение количества эмоций, которые ты хочешь выдать в картинке, времени создания работы, печатной формы, чтобы её напечатать, – оно немножко разное. Надо долго сидеть над одной работой, чтобы её вырезать, напечатать – теряется скорость рисования, скорость мышления, скорость выдачи эмоций зрителю. А монотипия – более свободная, неуправляемая, сумасшедшая. Управлять-то ей можно научиться, но для меня она позволяет быстрее донести моё послание зрителю и себе.

– А почему вы вообще печатные техники выбрали? Не просто графику, например… Возможность тиражировать… или что вас привлекает?

– Меня это зацепило в университете – я там учился и рисунку, и живописи, а ещё там был станок, и я начал сначала дополнительно ходить туда печатать. Печатал, печатал, это пошло-поехало, зацепило, у меня появился первый печатный станок, потом второй…

Для меня в основе любой монотипии и любого листа печатной графики всегда лежит эскиз. Многие думают, что они пришли, начали рисовать сразу на доске, что-то напечатали – и всё. На самом деле – надо спроектировать сначала. У меня всегда есть хотя бы малюсенький рисунок, который превратится потом в трёхметровую работу. Последняя моя работа как раз была сначала крошечной, а потом получись три на четыре метра. Рисование всегда нужно. Смотрение всегда нужно. Рисование с натуры всегда нужно. Да, рисунок тоже бывает законченной работой, но для меня он существует в эскизном варианте, а законченной работой я считаю отпечатанный лист. Я думаю, так сложилось опять же потому, что здесь комбинация скорости, языка, на котором ты говоришь, визуального – цветные пятна, силуэты и т. д. – язык, понятный мне и на котором мне удобно говорить.

– Так всё-таки на уровне художника – почему? Вот у вас есть эскиз. Создали картину. Почему вы этим не ограничиваетесь? Зачем её ещё и напечатать надо?

– Тиражирование – это само по себе отдельное искусство в графике. Монотипия, кстати, не тиражная техника, там нет никакой формы. А изначально это способ удешевления изображения. У художника есть холст дорогой, один – вот и всё. Печатная графика обычно дешевле – она и на бумаге, и тираж есть ограниченный. У каждой из техник есть свои графические характерные особенности. Та же гравюра на пластике работает силуэтно, работает со штрихом, а монотипия сразу может быть цветной, может быть акварельной, густой такой, как живопись… Изучение этих техник для тебя открывает разные медиумы для работы. Это близко мне, мне с этим понятно, приятно работать.

 

Работать проектно

– У вашего коломенского проекта какое дальнейшее будущее?

– У многих художников есть расположенность, чтобы серии работ, которые мы сейчас сделали (мы далеко не все уместили в выставку), могли развиться в более крупные, либо в персональные выставки. Вообще вся работа, которая идёт в нашей лаборатории печати, направлена не на разовые эффектные мастер-классы, когда ты пришёл, что-то быстро сделал и с красивой картинкой ушёл, а на проектную деятельность с художниками, когда они приходят с задумкой, вообще, может быть, без ничего: им что-то приснилось, они что-то придумали и говорят: «Хочу вот так! Что мне сделать?» И мы вместе обсуждаем, что можно сделать, придумываем. У нас много возможностей, много инструментов, много графических вариаций, в которые можно превратить идею. Т. е. мы пытаемся с художниками работать более проектно, чтобы потом были выставки, какие-то серийные истории и т. д.

– Конкретно эти работы с выставки разойдутся по авторам?

– Наверное, будут какие-то публикации, возможно, в интернете. Работы местных жителей либо уйдут к ним, либо они подарят их Арткоммуналке. Например, портрет Венички Ерофеева (автор Ульяна Юрьева, из Москвы, из нашей лаборатории) – его уже берут, повесят в музее.

– Кто-то из коломенцев захотел прийти в вашу мастерскую?

– Да. Много народу спрашивали, я рассказываю, как можно прийти, поучиться. Можно заниматься по программе – у нас каждый месяц какая-то новая техника, они чередуются, можно заниматься собственными проектами. Я руковожу технической стороной и концептуальной.

– Что-то ещё расскажете интересное про проект?

– Расскажу, что нашли здесь местные жители. Мы-то приехали из Москвы и начали изучать город, а есть местные жители, которые начали приходить и рассказывать свои истории. Кто-то пришёл с эскизом платка и захотел его изобразить. Пришла женщина, которая не умеет рисовать, но работает с тканями, она принесла рисунок огородного пугала, которое она сама сделала в своём огороде – и я вижу, что это реально её история, её переживания, эмоции. Это важно и очень ценно. И теперь это пугало висит на входе. Встречает гостей. Анна Родина рассказала в своей работе про свой старый дом – его часто пишут живописцы, рисуют художники – тоже чувствуется, что это близко к сердцу, важно для неё. Я очень рад, что мы встретили несколько таких историй.. это не про красивые видики, которые можно сфотографировать – и всё. Это какие-то внутренние находки.

 

Маленькое действие раскрутилось в большое дело

– Как вы стали художником? Момент можно этот зафиксировать?

– Да без проблем! Я в детстве рисовал граффити на стенах. Нелегально. Это была такая тусовка с одноклассниками. Потом в наш Реутов приехали два художника, которые начали оформлением заниматься – они официально под заказ расписывали стены. Делали большие хорошие росписи. Начали с таких учреждений, как детские сады, школы… Мы ходили смотреть на это. И в какой-то момент кто-то из моих друзей подошёл к этим художникам и спросил: «Можно у вас поучиться?» И один ответил, что он открывает школу, можно принести ему свои скетчбуки: «Я посмотрю ваши картинки и, возможно, возьму кого-то к себе на обучение». Мы все были в восторге! Потому что в Реутове школа граффити (это был 2006 или 2007 год) – это что-то! Человек 7–8 кинулись рисовать скетчбуки. Я, т. к. был очень ленивый, за ночь нарисовал несколько штучек. Отдали мы свои скетчбуки – и мне сказали, что меня не взяли, взяли каких-то других ребят. Но они не пошли, пошёл в итоге один мой друг на занятия (это была небольшая мастерская чуть ли не в общежитии для мигрантов, художника, который всем этим руководил, – Андрея Колосова), возвращается потом и говорит мне: «Слушай, Андрей сказал: если ты хочешь прийти, позвони ему». И я позвонил. И вот мы вдвоём к нему ходили пару лет. Нам выделили в городе стену, которую можно разрисовывать!..

– Сохранилась?

– Нет, сейчас уже нет. Но года три-четыре существовала. Мы какие-то заказы даже вместе рисовали, тоже детские сады. Потом Андрей начал преподавать детям, а я пошёл в институт полиграфический. Родственники мне помогли определиться с этим, сказали: «Ты рисуешь – сюда надо идти», – за что я им благодарен. Учился я на вечернем отделении, познакомился с техниками печати, мне попались самые лучшие преподаватели на свете (это отдельная история, очень трогательная, очень важная). Начал что-то печатать, интересоваться. Я ходил в мастерскую к Андрею в Реутове, напросился привезти туда печатный станок, чтобы иметь возможность немножко печатать – очень сильно хотелось работать с печатной графикой! Я сам нашёл станок (они редкие достаточно) и потихоньку начала печатать, а потом в какой-то момент Андрей предложил мне тоже преподавать. Т. е. на самом деле то, что я тогда позвонил Андрею Колосову, который стал моим первым учителем, это было самым первым важным шагом. Из этого всё и развилось. Маленькое действие раскрутилось в большое дело. Мы начали работать вместе, а лет 6–7 назад Андрей переехал в Сербию, а мне оставил мастерскую. Вот так всё и развилось.

 

Новый язык в привычном размере

– У вас как у художника есть какие-то темы, которые вас привлекают особенно? Как вообще рождается ваше произведение?

– Т.к. меня увлекла печатная графика и я занимался оформлением, меня привлекают крупные размеры. Соответственно, у меня получилось сплочение двух направлений. И я сейчас пытаюсь работать в технике печатной графики, но в очень крупном размере, не свойственной печатной графике. Классический формат 100 на 70 см, который влезает в печатный станок, и это максимум, потому что классическая печатная графика, в основном, кабинетного формата – 30 (40, 50) на 70 см – она небольшая, потому что трудоёмкая: офорт сделать большой – это очень сложно и очень долго. Мой знакомый художник делает большие офорты: один проект на пару лет – пару лет человек делает 5–7 досок! Моя скорость мышления и вообще скорость окружающего мира, на мой взгляд, сейчас очень высокая, и я не могу себе позволить выдавать очень мало и редко – я хочу просто фигачить!)) Поэтому я делаю быстро, много и большие работы. Я нашёл себе самый большой печатный станок в Москве, и для меня средний формат сейчас 100 на 150 см. Такие работы в интерьерах начинают сейчас конкурировать с обычной живописью. Для живописи такой размер довольно стандартный, а для графики – большой. Из-за того, что я могу дотянуться до таких размеров и больше сделать, при этом графика дешевле чем живопись, – я могу позиционировать это как более доступное искусство. При этом печатная графика в таких размерах всё ещё обладает всеми графическими особенностями: это новый язык в привычном размере. А тематически… У нас школа ВХУТЕМАС, конструктивистская тоже, а моим преподавателем в институте был Владимир Шишков – если вы посмотрите его картины, они уходят в абстракцию, хотя, пройдя его школу, ты понимаешь, что это не абстрактные вещи: там всегда есть фигура, всегда есть душа, какие-то движения либо статика. В его работах я понимаю всё! И у меня всегда лежит в основе человеческая фигура, застывшая в какой-то позе в аморфном пространстве, либо космическом пространстве. Но фигура при этом довольно сильно искажённая. Она может опознаваться как знак, в ней нет никаких подробностей, она не детально прорисована и т. д.

– Это ваша эмоция? Впечатление от увиденного? Что это?

– Это эмоция, которая наложена на натурное рисование, на реальный окружающий мир, переработанный художником.

 

Искусство – когда ты в него веришь

– Переходим к обязательным вопросам! Что для вас искусство?

– Ко мне иногда приходят люди и говорят: «Я не художник». А потом делают хорошую картинку. И я считаю, что искусство – это когда ты в него веришь. Это как поверить, что ты художник. Если ты рисуешь, каждый день – значит, ты делаешь искусство. Оно происходит от автора – как его подать, как его объяснить, как его прочитает зритель. Иногда его может не прочитать зритель, т. е. совсем тебя никто не понимает, но это не мешает ему для тебя быть искусством. Это как дерево, которое падает в лесу, когда его никто не слышит – издаёт ли оно звук?.. может быть, нет?.. оно беззвучно падает?.. Такая задумчивая головоломка…

– Если вашу работу никто не понял, значит?..

– Звук всё равно есть, хотя его никто и не слышит. Так я думаю. Вообще я не сильно задаюсь такими философскими вопросами. Я делаю то, что мне нравится, и если вижу какой-то отклик, то мне тоже это нравится. Преподавать – тоже искусство. На открытии выставки в Коломне выходили люди и говорили, как они потрясены тем, что получили здесь какие-то знания. Это меня удивило. И обрадовало. Я думаю, что художник всегда найдёт и единомышленников, и людей, у которых будет отклик на его работу. Поэтому нет смысла сильно переживать, если работа в ком-то не отозвалась.

– А что в вашей жизни (как творца) искусство значит?

– Оно красивое. Оно интересующее. Оно цепляет. У меня дома висит знак пешеходного перехода: во время сильного ветра он упал со столба, я увидел его и забрал. На нём такой граффити-тэг. Это искусство. Искусство не только в том, что на нём граффити, а в том ещё, что я взял его, повесил на красивую стену… – такая комбинация факторов и какая-то история. Я получаю удовольствие от процесса, хотя бывает, что процесс офигенный, а результат – полная фигня…

– Что тогда важнее: процесс или результат?

– Бывает по-разному, смотря какая цель.

– Должно ли искусство быть социальным? Реагировать на злободневные темы? Вести к разумному-доброму-вечному?..

– Наверное, должно, но не обязано. Я так не делаю. Прежде чем на что-то реагировать, я очень долго думаю. Я не очень оперативный в этом плане человек, который высказывается на какие-то злободневные темы. По поводу свободы высказывания: на моём языке, на котором я разговариваю (он довольно абстрактен), я могу показывать любые вещи, которые хочу.

– Для вас общественная жизнь вообще не важна?

– Наверное, больше важен внутренний мир. Опять же из-за языка, на котором я говорю, может быть, мне это не так близко. Я слежу за художниками вокруг, смотрю, как они рассказывают что-то, во что облачают свои высказывания, какие поднимают темы… Я понимаю, что это актуально, но мне сложно быстро реагировать, формулировать, мне проще – не спеша, подумав, придумав… сделать что-то своё, внутреннее, больше для себя, чем для того, что вокруг.

Фото: Александр Уваров