Марта Райцес: «Провоцировать внимательность».

Первый весенний арт-резидент 2021 года – Марта Райцес (Санкт-Петербург).
Победитель международного конкурса на получение гранта музея-резиденции «Арткоммуналка. Ерофеев и другие» с проектом «Подслушивать хорошо: Коломна».
Как всегда, интервью об итогах проекта, об искусстве и о себе.

Внимание к повседневности

– Марта, как у вас родилась идея проекта «Подслушивать хорошо»?

– Мне было интересно соединить две значимые, на мой взгляд, задачи. Первая – познакомить людей с тем, как пишется текст. Частично для того, чтобы у них была возможность написать его при желании без синдрома самозванца, а частично для того, чтобы они могли (как слушатели и как зрители) смело оценить работу профессионалов, когда приходят в театр.

Вторая наша задача – провоцировать внимательность к месту жизни. Очень много людей добираются каждый день на работу одним и тем же маршрутом, они заходят в один и тот же магазин, приобретают один и тот же набор продуктов и т.д. Они не выходят за пределы рутины. А когда они становятся авторами «Подслушивать хорошо», они становятся очень внимательными к своей повседневности, и иногда у них возникает желание пойти по другому маршруту, поехать на другом автобусе, поговорить с другим человеком, незнакомым. Для нас это важно.

"«Сценой» для пьесы, которую Марта Райцес называет перформативной онлайн-прогулкой «Подслушивать хорошо: Коломна», стала сетевая цифровая платформа Google Earth, что позволило – по аналогии с уже вошедшими в нашу пандемическую реальность зум-спектаклями – обозначить вербатим-пьесу о Коломне как гугл-спектакль, зрители которого, путешествуя на виртуальном трамвае, услышат диалоги и монологи его персонажей".
Александр Соловьёв, культуролог.

Всё складывается интересно

– Но был всё-таки какой-то толчок, направивший вас именно в эту форму – подслушивание?

– Я как драматург работаю с очень разным материалом. С вербатимами – это расшифровка речи человека с полученным согласием на то, что он говорит на диктофон для пьесы. У меня есть тексты по снам. На основе документов. Есть собранные из личных впечатлений. И т.д. Но я думаю, что есть такая важная форма жизнетворчества, когда ты не пытаешься глобально влиять на реальность, но ты настолько внимателен, что начинаешь видеть в ней красоту и высший замысел.

С этим до «Подслушивать хорошо» я работала мало, я старалась так или иначе реальность трансформировать, чтобы она укладывалась в какие-то мои представления. Для меня самой это смелый проект, потому что это возможность поработать с материей бытия без глобального вторжения. То есть это и для меня эксперимент, как и для авторов. Тем более что я сама в этих городах не подслушивала, и в пьесе нет кусков, которые подслушала я, я только монтирую текст. Авторы сами активно подслушивают, расшифровывают, иногда сокращают, а потом я из этого составляю общее полотно, но тоже не вмешиваюсь. Мне кажется, это вообще очень важная не только творческая практика, это важная жизненная практика – просто увидеть, как (даже если ты ничего не делаешь, ничего не контролируешь) всё складывается интересно.

– Но ведь ваши авторы пишут всего лишь как бы заготовку, с которой потом работаете вы. Они – собиратели, а творец-то всё равно вы, нет?

– Технически да – монтирую пьесу я. Но сбор материала – это очень творческая задача. Если мы с вами, например, придём в одно кафе и сядем рядом, вы услышите один столик, а я услышу другой. А очень многие люди, к сожалению, не услышат ни одного – они просто просидят в своём телефоне или выбирая в меню между яблочным и апельсиновым фрешем, или в своей громкой саморефлексии (что тоже очень интересно). Нам кажется, что не так много людей умеют быть проводниками, но оказывается, люди могут становиться проводниками абсолютно без помех.

И ещё: «Подслушивать хорошо» к преумножению красоты в моей жизни. Конечно, много текстов расстраивают, не из-за того, что они плохие, а из-за того, что ты понимаешь: люди действительно говорят это, у них такой спектр проблем: муж сел, родственница пьёт, отец не любит… Но одновременно в этом есть поэзия: люди говорят, даже не замечая, что их речь ритмически организованна.

Не про поцелованность

– Какие-то промежуточные итоги вы для себя уже можете подвести? Что вам как человеку творческому дал этот проект?

– Я благодарна авторам и Тюмени и Коломны. Приходили очень разные люди в проект. И по возрасту разные – у нас были и школьники, и пенсионеры (не люблю это слово!), и по профессии – от работников социальных центров до микробиологов. Для меня это была возможность увидеть, что текст может создать человек с абсолютно любым прошлым и настоящим. Есть убеждение, что творчество – это про какую-то «поцелованность», про какую-то предрасположенность, про какое-то дарование и так далее. А мне было очень приятно увидеть, что это не про то. Что это просто про отвагу. То есть если человек смел, он выходит с диктофоном, он открывается этому и он потом пишет.

Но итоги подводить рано: зрители ещё знакомятся с онлайн спектаклем. Наш режиссёр Олег Христолюбский очень интересно сделал: текст смонтирован в одной последовательности, а онлайн версия спектакля иначе – чтобы вы могли кататься на коломенском трамвае и выходить на тех остановках, где вы считаете нужным. То есть он включает зрителя в процесс соавторства спектакля. Получается, что у нас есть довольно большой коллектив авторов, шеф-драматург, режиссёр – и потом ещё приходит зритель, и он тоже сотворчествует. Я считаю это решение Олега очень своевременным, свободным – люди готовы сотворчествовать. Поэтому я не чувствую, что проект завершён, я считаю, что мы ещё находимся в процессе, когда люди ещё катаются в нашем трамвае и выходят на остановках, подслушивают и дают нам обратную связь.

Калибровка «оптики»

– Немножечко поподробнее процесс обучения? Вы давали какие-то основы классические или применительно к данному проекту, или всё вместе?..

– Мы обсуждали широко вопросы. Например, является ли инструкция к печатной машинке пьесой и в каких обстоятельствах, и как меняется контекст в зависимости от того, читается ли текст в театре или он лежит рукописью в столе.

У нас было 7 встреч, которые начинались с первого вопроса «что такое пьеса?» (важно сформировать свои внутренние критерии), через все этапы: сбор материала, компоновку, прописывание героев, определение конфликта и до саморедактуры.

Вы очень интересно сформулировали вопрос: с классической ли точки зрения мы об этом говорили или нет. Действительно, Аристотель и Гегель по-разному ответят на вопрос, что главное в пьесе, но они оба классики. Я как раз хотела создать ситуацию короткого ликбеза, чтобы люди при желании могли углубиться, прочесть любого из теоретиков или драматургов. Я давала списки для подробного изучения вопроса, но моей задачей было коротко проинформировать и – что важно! – создать ситуацию, когда у людей есть причина подумать: а что об этом думаю я сам? Мое мнение: все значимые авторы прошлого и настоящего всё-таки работали в своей личной системе координат. Мы можем устанавливать свою «оптику». И большинство участников проекта определились с тем, что им нравится и не нравится в театре, какие темы их интересуют, какие нет, какие авторы им близки… Преимущественно калибровкой «оптики» занимаются те, кто производит контент, а мне кажется очень важным, чтобы это делали все желающие, потому что это как раз и создаёт необходимую требовательность зрителя. У зрителя с «оптикой» нет необходимости гуглить рецензию, чтобы понять, согласен ли он с тем, что он увидел – он сформировал свои критерии. В принципе, в нашем проекте мы этим и занимались всё время – устанавливали «оптику» и формировали свои критерии.

Если потом люди будут писать, это поможет им соответствовать собственным ожиданиям от текста. Бывает, начинающие бросают из-за того, что они попадают, допустим, на драматургический семинар или их отбирают на лабораторию, и там обсуждают их текст коллеги, и часто более старшие коллеги, более именитые коллеги и не всегда с учётом индивидуальности.

Наш подход, мне кажется, защищает способность человека творчески расти, его понимание, в какую сторону он растёт, и его спокойствие. Ну, вот представьте: допустим, он ель, а ему говорят, что хорошо быть берёзой – но он-то точно знает, что он «другое дерево».

– Вы всё время говорите относительно процесса обучения: мы обсуждали. То есть это был такой процесс обоюдный, вы прислушивались к вашим ученикам?

– Это было дискуссионное общение, взаимный процесс. Ко мне приходили умные люди, у них есть свои взгляды, своя сформированность и насмотренность, они видели что-то, что не видела я, и наоборот. Кстати, в этом отношении было очень интересно работать со школьниками, потому что они редко сталкиваются с ситуацией, когда кто-то считает их мнение уже значимым. Но то, что наши младшие ребята высказывались, очень много дало всей группе, я считаю. Потому что у них более активное общение в других медиумах, они лучше понимают некоторые тренды в театре: допустим, то, что сейчас всё мультимедийно, что есть смещение современного искусства и театра, что перформативные практики пришли на сцену. К тому же люди живут в другой локации, соответственно, они посещают другие театры. Я, допустим, никогда не была в театрах Коломны, а люди могли рассуждать исходя из того, что они видели там. Я – исходя из того, что я видела в Москве, Петербурге и т.д. Это взаимное обогащение: у региональных театров тоже есть интересные постановки, но всё посмотреть невозможно, поэтому я от людей узнаю.

Анна Каренина под поездом

– А такой формат общения – онлайн – он был вынужденным, но при этом он был для вас сложным, простым, интересным, что-то привнёс?

– Он был вынужденным, но сейчас я понимаю, что у него очень много преимуществ.

Мы планируем в следующих городах проводить «Подслушивать хорошо» тоже онлайн. Это сокращение расходов организаторов (я считаю это значимым, т.к. хочу, чтобы большее количество городов могли себе позволить проект). И если лектор понимает формат zoom, то никто от этого ничего не теряет.

Я считаю, что люди, которые не принимают изменений мира, протестуют против них – они немножко Анна Каренина под поездом современности. Я принимаю то, что мир меняется, и стараюсь ехать на этом поезде, а не под поездом.

Блевать буквами

– Марта, буквально пару слов о вас. Почему вы стали именно драматургом?

– Я как-то говорила в интервью «Любимовке», что когда человек много читает, рано или поздно он начинает блевать буквами. И это правда! Но у моего терапевта другая версия (смеётся): я не действующее лицо, а рассказчик по жизни. Я считала, что это моя проф. деформация, а она говорит, что я драматург, потому что у меня изначально такой тип проживания травмы – отстранение через сторителлинг. Я вообще считаю, что письмо – это один из самых безопасных способов принять свой внутренний мир и гармонизироваться с внешним миром. Я очень пропагандирую письмо.

Кусок реальности

– Считаете ли вы свою работу над проектом успешной? Всё ли удалось из задуманного или пришлось вносить творческие изменения? Что способствовало или мешало реализации проекта?

– Этот проект как раз про принятие реальности: мы подслушиваем людей, фиксируем их, делаем онлайн-променад по реальной карте, с не отретушированными фотографиями. У меня не было ожидания успешного успеха. Моим главным ожиданием было то, что мы сможем всё принять как есть. И это у нас получилось! (Вот как хорошо работать с маленькими ожиданиями!)

Я очень благодарна команде Арткоммуналки, искренне. Мы не были помещены в какой-то незнакомый город и во враждебной среде выживали – для нас создали все условия, нам доверяли.

Есть ситуации, когда люди хотят тебе помочь, а есть ситуации, когда они ещё могут тебе профессионально помочь. К сожалению, когда мы говорим о работе с регионами, это две большие разницы. А здесь у меня было острое чувство, что люди и помогают, и делают это профессионально.

– Что было самым интересным для вас в процессе реализации проекта? Какие-то открытия во время работы (неожиданности, непредвиденные ситуации и т.п.)?

– Мы с коллегой Машей Хмарой два дня находились в Коломне, собирали звук города, изображение города для спектакля Олега Христолюбского на нашем сайте uho.link. И мы писали звук этих церквей, где люди подслушивали, того магазина, в котором люди подслушивали, того музея… Это было ярко! Допустим, в церкви мы покупали свечи, и женщина, которая их продавала, начала рассказывать о человеке, который занимался этой церковью и в сталинское время был репрессирован. Мы сказали: «Какой ужас!» А женщина в ответ: «Ну да, это были тяжелые времена». И после короткой паузы: «Да в России всегда такие». Понимаете, это же кусок реальности, который стоит внимания. И таких кусков реальности в Коломне было много, я их не вписала в пьесу, но я их сохранила в моей внутренней пьесе.

Прислушайтесь!

– Что вы как человек творческий думаете об искусстве? Что есть искусство вообще и для вас в частности? Какие личные или социальные задачи вы здесь видите?

– Я, наверное, не так много думаю об искусстве – я его просто как бы делаю. Я думаю, что люди, которые много думают об этом… это их очень обездвиживает. А я стараюсь не быть обездвиженной.

Я знаю, что работаю с красотой. Это главная материя, с которой мне интересно. И одновременно у меня очень субъективное представление о том, что такое красота: для меня это момент максимального напряжения, когда борется Эрос и Танатос, эта точка борьбы. Я свою жизнь так строю, чтобы в ней было много таких точек, этой борьбы.

Возможно, если бы мы с вами общались завтра, я бы сказала не про красоту, а про что-нибудь ещё, но я искренне считаю, что у каждого человека есть свой мотив. И это как раз про то, почему на первой встрече я не говорю: ребята, искусство – это вот это, пьеса – это вот это. Я говорю: а как вы определяете это для себя? Прислушайтесь.

– Первым городом проекта «Подслушивать хорошо» была Тюмень, теперь Коломна… А дальше что будет?

– У нас сейчас идут переговоры с двумя городами – проект продолжится. Мы хотим «Подслушивать хорошо: Россия».

Ссылка на онлайн-прогулку http://uho.link/instruction