Danil Danot: Посмотреть на мир глазами художника

Представляем резидента Арткоммуналки ноября–декабря 2023 года: Danil Danot, художник из Красноярска. В Коломне Danil работал над проектом WORK (работа).

– Давайте начнём с вашего проекта: в чём суть, смысл…

– Проект посвящён переживаниям, связанным с работой, но не только: тут вопрос баланса между процессами труда и другими, нужными для гармоничной жизни человека.

– Имеется в виду работа художника?

– Работа художника использована как пример, потому что я художник, но всё высказанное можно перенести на любую другую деятельность. На моей выставке представлены холсты и инсталляции, которые тем или иным образом отражают мои конкретные увлечения и дополнительную деятельность, но можно предположить, что это деятельность и каких-то других людей: шахматы, бас-гитара, турник, гантели, книги… И каждый зритель находит для себя что-то интересное: кто-то физическими упражнениями занимается, с кем-то мы играем в шахматы…

– Т. е. это всё не просто стоит, это интерактив…

– Да, можно со мной поиграть, можно без меня поиграть.

– И на бас-гитаре даже?

– И на бас-гитаре. В этом проекте от работы часто возникает ощущение тревожности – от какого-то бессмысленного труда (не обязательно тревожность, могут быть какие-то другие впечатления). Я использую принцип усиления: если это список на холсте, то это большой холст, выполненный вручную, аккуратно, это такой масштабный труд. С одной стороны – поэтика труда, с другой – это вызывает тревогу, страх и как следствие – прокрастинацию. Есть работы, которые посвящены прокрастинации как явлению, но вся выставка к этому не сводится: есть работы, которые ставят вопрос о балансе между саморазвитием и работой, хобби и трудовой деятельностью. Например, холст «Режим дня», где перечислены все задачи в рабочем интервале с 12.00 до 20.00. По насыщенности рабочий день оказывается заполненным, но хаотичным из-за того, что перечислено много дел и на каждое уходит по часу–полчаса, и так получается, что на основную деятельность – рисование в моём случае – остаётся всего полтора часа. Но и вся остальная деятельность важна...

– Важна для вашего рисования?

– Да. Для меня как художника. Это поиск каких-то грантов, конкурсов, заполнение заявок, изучение иностранного языка, поддержание физической формы, саморазвитие, обед, медитация… В каких-то работах я занимаюсь абсолютно бессмысленной деятельностью, но своей бессмысленностью она, с одной стороны, становится какой-то медитацией, а с другой стороны – остаётся бессмысленной, как будто невротической, как будто это выплеск эмоций или наоборот попытка их сдерживать при накапливающейся тревоге.

– Что вы называете бессмысленностью работы?

– Есть у меня видео, где я на протяжении часа расставляю саморезы в стопочку, а потом это уходит в никуда…

– Сметаете обратно? Такой «медитативный японский садик»?

– Да-да-да! Это можно было бы подать как-то, чтобы это было не тревожно, но у меня такие ощущения, что передаётся в этой работе.

«Максимально сложные способы сделать максимально простое»

– Вы всё-таки художник в традиционном смысле слова: создаёте какие-то полотна? Или всё-таки больше… акционист?

– Даже если художник занимается акциями, перформансами, он всё равно художник. Но да, холсты есть. Мне сложно выделить какой-то конкретный медиум для себя, обозначить его главным. Я получил академическое образование, учился в Красноярске на художника-графика, и в процессе обучения мне стало ясно, что это не единственное, чем я хотел бы заниматься. Погружаясь в мир современного искусства, я открывал для себя приёмы и способы донести смысл до зрителя более интересные, нежели работа с плоскими медиа – традиционные графика и живопись.

– Т. е. то, что больше погружает зрителя в вашу работу?

– Нет, я бы сказал, что интереснее придумывать такие работы. Хотя, допустим, эта выставка будет погружать зрителя действительно больше, чем, скажем, соцреалистическая живопись, где изображены, условно, рабочие на заводе: при изображении живописном приходится концентрироваться на одном аспекте, образе. В работе должен быть образ, и одной работой, наверное, сложно передать образ всей выставки, все нюансы. Я всё время смотрю на свои работы, что-то рассказываю, и всё время остаётся ощущение, что что-то ещё не проговорено. Ни текст к выставке, который висит на входе, ни аннотации к работам не передают всё в целом, есть что-то, что остаётся на ощущениях, о чём сложно структурировано рассказать. Ещё важно, что работа – это процесс, а не результат. И чтобы это подчеркнуть, я создаю работы в процессе выставки: готовлюсь до вернисажа и после него буду работать три недели – до финисажа. А после останется документация моего труда. Но поскольку здесь такой живой антураж, есть возможность для зрителя повзаимодействовать и будет непосредственная документация трудового процесса, то я думаю, что выставка будет работать неплохо и без присутствия художника. У меня был подобный проект в Красноярске (там я всегда присутствовал на выставке), в лофт-центре «Квадрат». Там диаметрально противоположное пространство: здесь 27 кв. м в бывшей коммуналке – а там 450 кв. м на бывшем заводе. Т. е. там был образ фабрики, где всё чётко выстроено – трудись не хочу, а здесь наоборот стеснённость, перегруженность, неэргономичность трудового процесса, что тоже вызывает определённые ощущения от деятельности (ты постоянно что-то переносишь из одного места во второе, чтобы из третьего места принести в первое, как в «Пятнашках»). Это, конечно, такая игра: даже на таком пространстве можно хорошо организовать себе мастерскую, вполне себе комфортную, но здесь не про правильность выставка – в каком-то смысле это, возможно, миф о художнике как о существе иррациональном, хаотичном. Мне самому нравится находить простые способы, как выполнить какую-то работу, а на выставке я наоборот ищу максимально сложные способы сделать что-то максимально простое.

Ещё образом первой выставки была фабрика, а здесь – мастерская художника, в частности, то, что было у меня в общежитии: после института я остался жить в студенческом общежитии и занял одну комнату без соседей. Первоначально я работал в общей мастерской института, в которой одновременно работали то 7, то 15 человек… И когда ты начинаешь работу в общем пространстве, надо всё разложить (например, у меня пастели 15 коробочек, которые надо открыть, разложить, а после работы обратно убрать). И каждый раз складывание-раскладывание занимает много времени, это контрпродуктивно. С одной стороны. Я думал, что, так как в общежитии у меня не будет соседей, я смогу подготовительной деятельностью заниматься меньше и буду более продуктивен. Но возникла совершенно другая ситуация: это была мастерская, в которой я ночевал, готовил и отдыхал. И всё вместе это превращалось в такое не очень приятное, не очень продуктивное ощущение: да, ты можешь комфортно поработать, потом прилечь, книжку почитать, потом встать и опять продолжить работать, но когда весь рабочий процесс находится в твоём жилом пространстве, у тебя не остаётся возможностей для переключения. И в этот период у меня были проблемы со сном.

– Т.е. вы постоянно были на работе: сплю – работаю, ем – работаю…

– Да. Примерно так же, как здесь, только комнатка была раза в три меньше, и вещей там было меньше, но плотность и концентрация вещей такая, что взгляду всегда есть за что зацепиться, и каждая коробочка – это мысли о какой-то работе. Ты всё время думаешь, как сделать, что сделать… Например, провод лежит, я его как-то нашёл давно: классный провод! Я примерно знаю, что я хочу с ним сделать, но не знаю точно, что и как, и каждый раз, глядя на провод, я придумываю новый объект или инсталляцию. И ты за весь день в мыслях разошёлся так, что, даже уже ложась в кровать, выключая свет (у меня были идеальные условия, чтобы уснуть), не можешь остановиться думать. С точки зрения генерации новых идей это вполне себе неплохо – тогда значительная часть идей и формат этой выставки были придуманы. Но продолжительно так жить проблематично. И через какое-то время я пошёл снимать мастерскую в комьюнити. Там опять же общее пространство, надо складываться-раскладываться, но, несмотря на это и на поиск своих вещей, которые куда-то переехали без твоего ведома, процесс более продуктивен за счёт того, что ты приходишь собранным на работу и работаешь.

– Скорее потому что есть отдых, когда можно отключиться от работы?

– В общем да, такой баланс. Выставка задаётся и этим вопросом: как найти баланс между работой и отдыхом и ещё каким-то образом впихнуть саморазвитие, хобби… Есть концепция, что нужно равномерно развивать все условно 8 сфер жизни, чтобы человек чувствовал себя счастливым: работа, отношения с друзьями, семья, физическое состояние, духовность и т.д. Если где-то провал, то разница между достижениями в разных сферах вызывает конфликт, диссонанс, из этого вытекают проблемы: тревога от отсутствия финансов, неудовлетворённость невозможностью самореализации, одиночество при отсутствии социальных связей и т.п. У меня, например, в тот период, когда я жил в общежитии, тревога была: я понимал, что не особо продуктивен, а у меня много идей, и их появляется всё больше (у меня есть список, куда я их записываю, и он состоит уже из 36 вордовских страниц, на которых идея произведения записана примерно четырьмя строчками).

«Гениальности из ниоткуда нет»

– Надеетесь воплотить все идеи?

– Надеюсь! Но понимание того, что надо много сделать, но не получается, вызывает тревогу и не то чтобы страх не успеть – я молод, – но хочется сделать сейчас. Хочется, а не можется. От этого возникает внутренний конфликт. В тот период я пытался понять, что со мной, и нагуглил такое: генерализованное тревожное расстройство (не то чтобы я ставил себе диагноз – просто общие связи и закономерности проследил). Проблема в том, что тревога – чувство, которое естественно для человека, она является стимулом к действию. Она должна краткосрочно проявиться, после чего определёнными действиями проблема решается – и тревога должна исчезнуть. В моей ситуации это не происходит, тревога становится перманентной. На прошлой экспозиции была встреча с психологом по поводу прокрастинации. Но в какой-то момент я подумал, что прокрастинация, скорее всего, является следствием тревоги, так что на этот раз психолог будет выступать по поводу тревоги (короткая лекция про тревогу, как её побороть, какая тревога нормальная, какая ненормальная, потом можно будет задать вопросы).

Ещё в моём проекте отражён конфликт между желанием отдохнуть и желанием развиваться и самосовершенствоваться. В обществе относительно недавно возник культ успеха и трудоголизма. В каких-то кругах понимают, что трудоголизм – это плохо, ведёт к выгоранию, несбалансированному проживанию жизни, но в какой-то сфере, в кинематографе, например, романтизируются персонажи, гении, которые посвятили всю свою жизнь какому-то делу…

– Гении – это всё-таки исключения? Объективно говоря, их ничтожно мало, и ощутить себя гением…

– Не знаю, стоит ли вообще говорить, что они есть: в большинстве случаев в основе лежит бесконечный труд.

– Т. е. высшего вдохновения, гениального озарения нет? Мне кажется, гениальность не обязательно связана с большим количеством труда.

– Спонтанность мысли – это не обязательно мысль из ниоткуда. Мне кажется, мысли из ниоткуда вообще не берутся.

– Говорят же, что таблица Менделеева автору приснилась…

– Таблица приснилась, да, но мне кажется, это механизм работы мозга, когда во сне структурируются накопленные нейронные связи и вырабатываются последовательности, когда есть какая-то база – образование, насмотренность, предшествующие размышления. В английском существует термин «инсайт» – «озарение». Формально это выглядит как озарение из ниоткуда, но за этим стоит работа мозга и метод функционирования, когда в голове накапливается большое количество необработанной информации, которая обрабатывается подспудно. И когда два разрозненных факта сошлись – вот оно озарение. Но два этих факта откуда взялись? Их надо было узнать откуда-то, выделить их.

– Т. е предварительный большой труд.

– Да, я склоняюсь к тому, что гениальности из ниоткуда нет.

«Очень основательные, но по содержанию – бессмысленные»

– Давайте к проекту вернёмся.

– Да. Трудоголизм. Началось всё с протестантизма, где труду присвоено религиозное значение. Раньше труд являлся не целью, а средством: крестьянин работал для того, чтобы был достаток, но возможности человека не располагали к тому, чтобы работать чрезмерно. В протестантизме возникает идея, что…

– …Труд прекрасен сам по себе.

– Скорее является благодетелью. И если ты недоволен своей жизнью и сетуешь на бога, то проблема не в боге, а в том, что ты сам мало трудился. Эта идея из протестантов сделала хороших бюргеров, представителей городской культуры, способствовала развитию экономики, возникновению массового производства, рекламы. В 20 веке с ростом конкуренции на рынке труда это превращается в нездоровую картину, когда человек начинает и себя воспринимать как товар, работает над своим самосовершенствованием, чтобы получить более престижное место в обществе, получает – больше зарабатывает, больше зарабатывает – больше тратит… бесконечный круг, не имеющий выхода. Эта ситуация тоже отражается в моей выставке.

– Давайте поподробнее про прокрастинацию.

– У меня холсты, в основном, представляют из себя какие-то списки, записи, нечто не значимое, не репрезентативное по содержанию. По форме (большие холсты, 145 на 145 см) они выполнены вручную масляными красками, очень основательные, но по содержанию – бессмысленные. Если соотнести два этих фактора, они говорят о прокрастинации, чрезмерном труде. Может быть множество форм проявления прокрастинации. Но основная суть одна: тебе нужно сделать что-то важное, но ты занимаешься чем угодно, даже полезным, даже важным вообще, но необходимым для основной задачи сейчас. Это может быть даже формой здорового отдыха, но не будет являться таковым, потому что остаётся тревожность от необходимости выполнить какую-то деятельность.

– Что-то довлеет.

– Да. Подспудная мысль во время отдыха о том, что ты не решаешь важную задачу, не даёт тебе отдыхать. Ещё одна из форм проявления прокрастинации – чрезмерная подготовка. И в этой выставке возникает тоже чрезмерная, префекциозная, педантичная подготовка к деятельности. Это сосредоточено в нескольких работах, например, холст с пробными выкрасками аэрозольных красок: на нём представлено 100 баллончиков (это не все возможные цвета, но в рамках моего бюджета пока что так, возможно, появится серия когда-нибудь). А вот другая работа уже не связана с подготовкой. Это листы масштабно-координатной бумаги формата А3, в каждый квадратик которой проставлены точки – 112 тысяч в общей сложности. Я просто сажусь и ставлю эти точки…

– Это как лопать пупырчатую плёнку?..

– Да, только никакого веселья, скучно, приглядываться надо, аккуратно делать, нельзя даже быстро – иначе не попадаешь в клеточки.

– А в чём смысл?

– В отсутствии смысла! С одной точки зрения, это медитация: когда у тебя какой-то стресс, это  медитативная деятельность, чтобы ни о чём не думать. С другой стороны, это не арт-терапия, а как будто наоборот – результат тревожности, нервозности. Начинал я это делать в 2020 году, когда была максимально неопределённая ситуация с коронавирусом… Тогда тревога вылилась вот в такую работу. Но у неё есть и другая сторона: есть такая концепция – чтобы стать профессионалом в какой-то деятельности, надо потратить на неё 10000 часов. На самом деле, я считал: за 6 лет в институте получится около 6000 часов. Так вот я визуализирую эту концепцию, хочу сделать серию, чтобы это был буквальный физический эквивалент этих 10000 часов. Сколько листов потребуется, точно не скажу. На каждый лист (размером А3) тратится около 50 часов...

«Ценное, но невидимое»

– Давайте об отвлечённых вещах. Что для вас искусство?

– Форма познания мира. Как для художника – форма познания мира через взаимодействие с предметами, формами, идеями. А для зрителя – форма познания мира через глаза другого человека, буквально – посмотреть на мир глазами художника. Ещё у искусства есть другая ценность, но не обязательно, что этой ценностью пользуются зрители или художники. Культурный человек, мне кажется, имеет возможность понимать других людей, и это должно способствовать разрешению большинства конфликтов. Но на деле часто происходит так (и это можно видеть в среде самых разных художников), что всё же возникают конфликтные ситуации из-за непонимания или нежелания понимать. В этом отношении, мне кажется, люди не использовали основную ценность искусства.

– Должно ли искусство быть социальным?

– В том смысле, в котором я описал, я думаю, это уже социально, не напрямую, но косвенно точно. Искусство как бы вообще ничего не должно, но если потреблять искусство ответственно, как мне кажется, то тогда любое искусство будет выполнять определённую социальную роль, даже если это ничего не значащая абстракция, которая просто способствует развитию визуального вкуса. Косвенно это всё равно отражается на социальной жизни индивида и общества в целом.

– А откликаться на социальные проблемы, запросы общественной жизни... отражать то, что волнует умы сограждан? Или искусство оторвано от общества, само по себе – как хочет, так и живёт?

– Оно вообще ничего не должно. Но мне, наверное, больше близко то искусство, которое откликается. Есть позиция, что всё искусство должно быть критическим, а что не критическое – то не искусство. Но я пока не могу с ней согласиться, несмотря на то, что она мне близка. Потому что это такая громкая фраза, под которую в удобных местах подтягивается значимость определённых художников. Т. е. есть абстракция, всеми признанная, допустим, в середине 20 века, но у меня большие сомнения по поводу критичности и осознанности художника, который сделал эту работу. И если художник не осознанно что-то делает, тут вопрос, критическое ли это искусство. Я согласен, что интерьерная живопись – не критическая и не совсем искусство. Но где та граница между критическим и некритическим, искусством и неискусством, если методика работы признанного художника была близка к тому, что мы сейчас будем называть интерьерной живописью? Но в целом именно критическое искусство я и ценю больше всего, например институциональную критику. Это вообще составляет основу моей практики: вопросы функционирования художественного сообщества и социально-политическая проблематика в широком и узком смысле.

– Если искусство откликается на сиюминутное, оно в веках останется? Тот же акционизм? Или не обязательно оставаться в веках, главное – сейчас вызвать отклик?

– Для акционизма, я думаю, не имеет значения, останется ли он в веках. Но я думаю, что хорошие акции также останутся в веках. В веках остаётся либо что-то новое, либо что-то, отражающее дух этого исторического периода, либо просто хорошая вещь.

– Кто определит, что вещь хорошая? Время?

– Это должна быть относительно качественная работа по эстетическим параметрам и включающая в себя какое-то художественное высказывание, развивающее определённые идеи. Сейчас, конечно, сложно с эстетическими параметрами, но, скорее всего, сложный процесс определения, что ценно, а что не ценно, происходит с течением времени и за счёт вовлечения большого количества специалистов, общественного мнения и т.д. И вся эта совокупность из множества факторов, объективных и случайных, и приводит к тому, что что-то остаётся видимым и ценным в искусстве, а что-то остаётся ценным, но невидимым.